Историк архитектуры Марк Акопян рассказал, в чем была уникальность бамовских городов и как мы ее уничтожаем
В начале июля 1974 года Совет Министров СССР и ЦК КПСС подписали постановление на выделение денег для старта основного этапа строительства Байкало-Амурской железной магистрали, известной как БАМ. Это было начало всесоюзной ударной комсомольской стройки. На нее приехала в основном молодежь до 30 лет, а не заключенные ГУЛАГа, которые строили магистраль с начала 1930-х и до конца 1950-х. В этом году исполняется 50 лет с начала основного этапа строительства БАМа. Историк архитектуры Марк Акопян рассказал, какое архитектурное наследие оставила нам “стройка века”.
БАМ — это дом для людей
В пиковый момент строительства только на прокладке путей работало 130 тыс. человек, а общее население БАМа к моменту окончательного строительства было примерно 1 млн человек. В создании Байкало-Амурской магистрали участвовали представители 108 национальностей. Такое огромное количество людей нужно было обеспечить жильем.
В архитектуре есть правило, по которому здание можно включить в список наследия и встать под охрану государства спустя 45 лет после строительства. С момента начала основного этапа возведения БАМа прошло 50 лет, и теперь его инфраструктуру можно рассматривать как объект исследования.
— Мы знаем БАМ как строительство железнодорожной магистрали. Но у БАМа есть и архитектурное преломление, которое позволяет нам взглянуть на Байкало-Амурскую магистраль не только как на железнодорожную стройку, но и как на историю про освоение и заселение людей. БАМ — это не только железная дорога. Это города и вокзалы. Это дом для людей. Когда мы говорим про то поколение, важно понимать, что комсомольцы ездили не строить железную дорогу. Они отправлялись на Дальний Восток строить себе новый дом, место обитания и жизни, — сказал искусствовед и историк архитектуры Марк Акопян.
Основной этап строительства магистрали закончился в 1984 году. По словам Акопяна, именно с этого момента началась настоящая жизнь БАМа.
Один из крупнейших урбанистических проектов XX века
Кроме огромного количества отрядов, которые были вовлечены в эту стройку, на Дальний Восток приехало много архитекторов. Это было намеренное решение. Власти СССР хотели избежать в поселках стандарта, единообразия, типизации, которая на тот момент царила в структуре Госстроя, где были типовые стандартизированные элементы. Именно их массово применяли при строительстве во всех населенных пунктах. Поэтому многие российские города на постсоветском пространстве похожи друг на друга таким образом, что, не зная город, можно легко ошибиться. Как это произошло с героем фильма “Ирония судьбы, или С легким паром”.
Чтобы избежать такой типизации, правительство Советского Союза привлекло на стройку архитекторов из разных школ и разных культурных пространств. На БАМ приехали специалисты из Армении, Грузии, Таджикистана, Казахстана, Украины, Молдовы, Азербайджана и стран Балтии. И каждый из архитекторов привнес в проект доверенного поселка что-то свое. В итоге даже типовые серии домов получились разными.
— Это была программа по строительству новых городов вдоль транспортной магистрали так же, как в незапамятные времена города появлялись вдоль рек. А появление городов и архитектуры — признак цивилизации. Не случайно бамовцы называют себя “цивилизацией БАМа”. Поэтому мы можем говорить о БАМе не только как об одном из крупнейших урбанистических проектов XX века, но и, возможно, всей истории России, — отметил Акопян.
Не подчинять природу, а интегрироваться
На БАМе отличалось не только типовое строительство, но и названия поселков. В то время как в городах были проспекты Ленина, улицы Комсомольская и т. д., жилые пункты вдоль магистрали брали местную топонимику, часто привязанную к названию рек: Таюра, Киренга, Хурмули, Харпичан. По словам Марка Акопяна, таким образом бамовцы не привносили уже готовое, а пытались вступить в диалог с новым местом. Свою гипотезу историк архитектуры подтверждает градостроительными решениями, потому что все 47 поселков хорошо вписаны в ландшафт.
— Они не старались подчинить природу себе, а пытались интегрировать архитектуру в ландшафт. Мне кажется, это самое сильное сообщение нам, сегодняшним. Как послание в будущее, — сказал Марк Акопян.
Он отметил, что поселки проектировались с точки зрения “зеленой” архитектуры. Хотя в то время экология и осознанное потребление не было значимой проблемой общества.
Несмотря на то что архитекторы учитывали ландшафт, пытались интегрировать строительство зданий в природу и отталкивались от местной топонимики, в поселках можно было встретить Арбат и другие известные, совсем неуникальные названия. Дело в том, что тогда были шефы-строители и проектные институты, которые брали шефство над каждым отдельным поселком. Не всегда они совпадали по национальному составу. Поселок могли строить представители одной республики, проект создавали люди из другой республики, а жили вообще из третьей.
— Нельзя говорить о том, что была попытка воссоздать копию или искусственную среду, которая будет повторять другое место. Но то, что люди разных национальностей привнесли свою культуру в благоустройство и в оформление декоративно-прикладных элементов, сильно обогатило эти города. Именно это делает их уникальными и выделяет на фоне других городов, которые строились в Советском Союзе. Поэтому эти 47 поселков не похожи между собой и не похожи ни на один другой город в пространстве СССР.
“Это как слетать на другую планету, где ничего нет”
А зачем вообще молодежь уезжала непонятно куда, чтобы жить непонятно как? Акопян объяснят, что это были люди, которые выросли на идее прогресса и журналах “Техника молодежи”. Они увидели невероятный прорыв в науке. Самые значимые из открытий — освоение космоса и мирного атома, а также множество других, которые сулили светлое будущее.
— На освоение дальних планет еще нужно время. А вот освоить неизведанные места Сибири и Дальнего Востока — это как слетать на другую планету, где ничего нет. Где, с одной стороны, невероятной красоты природа, а с другой — все необжитое и чуждое человеку с бытовой точки зрения. Вся эта энергия прогресса, которая копилась десятилетиями, вылилась в стремление обустроить новый мир, если не на другой планете, то в отдаленных местах Земли, — рассказал историк архитектуры.
Сейчас многие из объектов поселков снова напоминают отдаленные и необжитые уголки планеты. Некоторые здания уничтожены, от них остались руины. Есть заброшенные и недостроенные. Но есть и здания, которые сохранились в хорошем состоянии. А есть уровень зданий, который исследователи на разговорном языке отнесли к категории “в сайдинге”. Жителям многих российских городов знакома ситуация, когда историческое или просто добротное здание облицовывали сайдингом, превращая красоту в уродство.
Ни один объект на территории 47 поселков не признан культурным наследием. Марк Акопян хочет инициировать процесс рассмотрения вокзалов, общественных пространств и жилых домов как архитектурных памятников.
© Игорь Агеенко / ТАСС // Вокзал в Тынде. 2014 год— Перед экспедицией по поселкам БАМа мы готовились и пытались найти самую свежую информацию о зданиях. К примеру, один из вокзалов был в том виде, как его построили, а когда приехали, он уже облицован сайдингом. Мы очень хотим эту тенденцию изменить в сторону сохранения, потому что это лицо. Мы говорим про уникальность и многообразие культурного наследия, мы говорим про историю, но при этом видим, как на наших глазах эта история стирается. Если мы потеряем лицо БАМа, то потеряем и тот смысл, который в него закладывался. А смысл был в единстве и многообразии, — подытожил Марк Акопян.
